Перст судьбы - Страница 26

— Даниэль! — Она с возмущением схватила его за руку. — Ты несешь чушь и понимаешь это!

— Понимаю. — Он дружески сжал ее руку и улыбнулся. И улыбка эта так была похожа на улыбку прежнего Даниэля, что у Лесли на глаза навернулись слезы. — Пошли. Мы оба много пережили за последние дни. И я понимаю, тебе было трудно со мной. Давай забудем об этом на пару часов. Кое-что из моей памяти, конечно, стерлось, но то, что вместе нам всегда было весело, я помню. Ведь правда?

Она кивнула, все еще не вполне веря его словам и голосу и тщетно пытаясь сдержать слезы.

Однако он не мог видеть ее кивка.

— Ведь правда? — повторил он, опять сжимая ее руку.

— Да, — с трудом выговорила Лесли. — Это правда.

Они сидели за столиком под открытым небом, нежась в лучах послеобеденного солнца. С океана дул легкий бриз. В небе, возбужденно перекликаясь, носились чайки, а в воде, играя и кувыркаясь на волнах, оглушительно ревели морские львы. Даниэль слушал всю эту какофонию, склонив голову набок и громко смеясь.

— Забавно, — сказал он. — Когда всего этого не видишь, возникает впечатление, будто находишься на всемирном конгрессе клоунов и все вокруг дудят в трубы, играют на гармошках и бьют в барабаны.

Лесли закрыла глаза, прислушалась и тоже расхохоталась. Он был прав. Раньше шум океана был для нее просто шумом, а рев морских львов казался ужасным, но отныне, заслышав его, она будет вспоминать о клоунах.

Лесли улыбалась и в то же время недоумевала, почему глаза все еще щиплет от слез? Возможно, потому, что в этом замечании о звуках моря был весь Даниэль. Он любил жизнь во всех ее проявлениях. Там, где другие не находили ничего достойного внимания, он умел разглядеть прекрасное, найти повод для смеха и веселой шутки. И в его обществе мир воспринимался таким, каким видел его он. Возможно, именно в этом и заключалась волшебная тайна Даниэля.

Подошла официантка, и Даниэль уверенно заказал два яичных рулета. Во всем его облике не было ничего, что давало бы повод для жалости. Более того, две женщины, сидевшие за соседним столиком, откровенно им любовались, с бесстыдством плотоядно рассматривали его: от искрившихся под лучами солнца белокурых волос до длинных мускулистых ног, вытянутых под столом.

Лесли внезапно почувствовала приступ негодования и, перехватив взгляд одной из них, демонстративно поправила прислоненный к столику костыль. Жест этот недвусмысленно говорил: и костыль этот, и мужчина, который им пользуется, — мои.

Но в следующее мгновение она со стыдом почувствовала себя ревнивой идиоткой. Что за примитивные инстинкты! Что странного в том, что на Даниэля заглядываются женщины? Он ведь никогда не принадлежал ей, а сейчас — меньше чем когда бы то ни было.

Она позволила обмануть себя, поддавшись атмосфере искусственной интимности, которая возникла, когда они, тесно прижавшись друг к другу, — она помогала Даниэлю пробираться через толпу, — медленно брели к ресторану. Оба молчали, и Лесли чувствовала, как ее тело сливается с телом Даниэля, в какое-то мгновение она даже перестала понимать, где кончается она и начинается он.

Прогулка, наверное, доставляла ему невыносимые страдания, но Лесли эгоистично мечтала о том, чтобы она никогда не кончалась и им не пришлось, отпрянув друг от друга, вновь превратиться в двух разных людей.

— Я думал, тебе больше нравятся цыплята, запеченные с орешками.

— Что? — не поняла углубившаяся в воспоминания Лесли. — Ах, да, конечно.

В прежние дни, заработавшись допоздна, она часто заказывала это китайское блюдо по телефону, и, когда заказ доставляли, Даниэль, имевший в таких случаях обыкновение сидеть на краешке ее рабочего стола, то и дело запускал в коробку руку, выуживая со дна последние, наиболее прожарившиеся и потому самые вкусные орешки. К самим цыплятам он был равнодушен.

Он запомнил это! Он определенно помнил все, что имело отношение к ней, не так ли? Каждую мелкую, незначительную подробность.

— Ты прав. Но сегодня мне почему-то захотелось яичного рулета, — соврала Лесли. На самом деле она его ненавидела, но не заказывать же то, чего не мог есть Даниэль!

— В этом не было необходимости, — словно прочитав ее мысли, заметил он и положил свою руку на стол между ними. — Но здешний рулет действительно очень неплох.

Глядя на его сильную загорелую руку, Лесли ощутила мучительное желание положить сверху свою ладонь. Возможно, подбадривала она себя, именно на это он и рассчитывал. Сейчас он был не в состоянии сам взять ее за руку, как делал раньше, и быть может, таким образом предоставлял инициативу ей?

Но рука Даниэля лежала ладонью вниз, а не вверх, что было бы более красноречиво. Что если она неправильно поняла его жест? Вдруг он отдернет руку? Страх заставил ее плотнее прижать ладони к коленям, а через минуту Даниэль без комментариев убрал руку со стола.

— А ведь, пожалуй, — сказал он с неожиданным сожалением, — сегодня именно жареные орешки были бы для меня наиболее приемлемым блюдом.

— И в самом деле, — подхватила Лесли, печально глядя на опустевшую скатерть. У нее было такое чувство, будто она только что упустила единственный, неповторимый шанс. Она была рада, что Даниэль не видит ее лица. — Я должна была сообразить раньше.

— Еще не поздно переменить заказ, — улыбнулся он. — Воспользуйся случаем: когда эту повязку снимут, все орешки достанутся мне.

Отвечая, Лесли приложила максимум усилий, чтобы ее голос звучал как можно жизнерадостнее:

— Держу пари — ты ждешь не дождешься этой минуты.